— Отлично, — говорит Джаред, поджигая конец. — Значит, ты уже в теме.
Он делает две коротких затяжки, чтобы папироса правильно разгорелась, а потом одну длинную, показательную, после чего задерживает дыхание и передает косяк мне. Я подумываю отказаться, но пульсирующая боль в лодыжке быстро нарастает, и я вспоминаю слова Уэйна.
— Ладно, — говорю я, принимая предложенный косяк, — но строго в медицинских целях.
— Как скажешь: в медицинских так в медицинских! — Джаред откидывается назад и закрывает глаза.
Я делаю долгую затяжку, слегка закашливаюсь — трава сухая и едкая, — и потом еще одну, на этот раз глубоко втягивая дым. Выдыхая, я возвращаю косяк Джареду, и вся машина наполняется дымом. Мы еще несколько раз передаем папиросу туда-сюда, а потом откидываем сиденья назад и опускаем крышу, чтобы можно было смотреть на звезды.
— Я здесь потерял невинность, — ни с того ни с сего говорю я.
— Не может быть, — говорит Джаред. — Я тоже.
Наслаждаясь примитивным мужским единением, мы хлопаем друг друга по ладони в память о своих сексуальных победах. Перед глазами яркой вспышкой появляется образ Карли, ее молочно-белые бедра в тот момент, когда она стягивает юбку, нежно улыбаясь моему неуклюжему щенячьему волнению. «Ты уверена?» — спросил я, когда она потянула вниз резинку моих трусов. «Я этого хочу, — ответила она, — с тобой».
— Я очень ее любил, — провозглашаю я на всю вселенную, которая сворачивается у нас над головой, как огромный студийный задник, и внезапно нахлынувшая грусть удесятеряется под воздействием травы.
— Это неплохо, — говорит Джаред. — Я-то просто уже хотел хоть кого-нибудь трахнуть.
Вскоре я открываю глаза и обнаруживаю, что, пока я немного вздремнул, местоположение наше изменилось. Теперь мы припаркованы напротив большого кирпичного особняка, стоящего на огромном газоне.
— Где это мы? — спрашиваю я.
— Хотел просто кое-что посмотреть, — отвечает Джаред, внимательно глядя в окно.
Я перегибаюсь через сиденье и смотрю ему через плечо:
— На что мы смотрим?
— На нее.
Джаред показывает на освещенное окно второго этажа. В оконной раме то и дело появляется силуэт девушки — она беззвучно движется по комнате, должно быть, готовится лечь спать.
— Кто это?
— Кейт Портной.
— А она…?
— Великолепна, — с благоговением произносит Джаред.
— А как же та девчонка? Ну, давешняя? Кэнди?
— Шери. Мы просто друзья.
— Ничего себе друзья, — присвистнул я. — Мне бы таких друзей!
Джаред хмыкает, не отрывая глаз от окна на втором этаже:
— Ну, нас обоих ситуация устраивает.
— Вот как, — говорю я. — И Кейт не знает про Шери?
Джаред отворачивается от окна и смотрит на меня в полнейшем отчаянии:
— Кейт не знает про меня.
Я сочувственно киваю, про себя подумав, что отдал бы все на свете за то, чтобы мое сердце стало разбитым сердцем восемнадцатилетнего парня.
— Я хочу есть, — говорю я.
Мы подъезжаем к продуктовому магазину и бредем между полок, потягивая лимонад и выбирая чего-нибудь пожевать.
— Надо же, сколько чипсов существует на белом свете, — говорю я оторопело. — И как прикажете выбирать?
— Ты обкурился, — улыбается Джаред.
— Возможно. А который час?
— Одиннадцать сорок две.
— Bay.
А мне кажется, сейчас гораздо позже. Я беру пачку чипсов «Принглс» со сметанно-луковым вкусом, а Джаред выбирает «Фанианс». Кассирша, напудренная девушка-гот со слишком толстым слоем черной помады на губах, равнодушно выбивает нам чек.
— Спасибо, Делия, — говорю я, прочитав ее имя на бейджике. Ей приходится окликнуть нас на выходе, потому что мы не взяли сдачу.
— Простите, — говорю я. — Мы немного под кайфом.
— Очень умно с вашей стороны, — говорит она, жуя «Кит-Кат». В эту минуту она кажется мне такой мудрой и печальной, что хочется сесть и поговорить с ней по душам.
Мы сидим на парковке на капоте «мерседеса», спиной к ветровому стеклу, и жадно запиваем чипсы лимонадом. Покончив с припасами, я спрыгиваю с машины и издаю болезненный вопль, как только моя правая нога касается земли. Я закатываю порванную штанину и осторожно стягиваю окровавленные остатки носка. Лодыжка опухла и покрылась спекшейся кровью, рассмотреть рану невозможно. Джаред сочувственно присвистывает:
— Ну что, едем в травмпункт?
— Не-а, там, пожалуй, всю ночь проторчишь, — отзываюсь я. — Кажется, кровь не течет. Поеду домой и там промою.
По дороге я, однако, меняю свое решение и велю Джареду ехать на Оверлук-роуд.
— Зачем? — спрашивает он.
— Ты показал мне свою, теперь я тебе свою покажу.
В окнах у Карли не горит свет, и в моем одурманенном мозгу я сам кажусь себе в этом виноватым.
— Я должен был ей сегодня позвонить.
— Сейчас первый час, — говорит Джаред. — Завтра позвонишь.
С одной стороны, я чувствую мудрость этого решения, но с другой, обкуренной стороны, я вижу особую романтичность в том, чтобы заявиться к ней за полночь. К тому же сегодня мне снова восемнадцать. Вот они мы с Джаредом: парочка юных, горячих сердец, обкуренных, одиноких и бесконечно романтичных. Желание наше безмерно, вера наша безгранична, тестостерон из ушей лезет. Дай нам только шанс, и полюбим тебя каждой клеточкой наших тел, только позволь — и мы будем ласкать тебя всю ночь. Разбей наши сердца, мы будем плакать и рыдать, но не успеешь оглянуться, как влюбимся снова.
Я выбираюсь из машины и медленно хромаю по центральной дорожке.