— А ну отвечай, живо! — заорал он, ударив кулаком по столу.
Я облокотился о кухонную дверь и вздохнул.
— Папа, — тихо сказал я, — у меня девушка есть.
Он удивленно уставился на меня.
— Серьезно, что ли? — произнес он, на мой взгляд, уж слишком скептически.
— Спасибо за доверие.
— Ну, я же не знал, — сказал он с облегчением.
— Даже не знаю, почему эта тема ни разу не всплыла во время наших долгих задушевных разговоров.
— Как ее зовут?
— Прошу тебя, — сказал я, направляясь наверх, — не утруждайся.
— Куда это ты собрался?
— Травку курить. Вот видишь: ты много чего про меня не знаешь.
Я увидел отражение его лица в напольном зеркале в прихожей: он стоял с открытым ртом и в оцепенении смотрел мне в затылок. Ясно, что должно пройти еще несколько лет, прежде чем он снова затеет со мной серьезный разговор.
Уэйн объявился примерно в час ночи — он кинул мне в окно несколько камешков. Я спустился, чтобы открыть ему, и мы на цыпочках поднялись в мою комнату. Он рухнул на мою кровать, все еще дрожа, кожа у него на лице задубела от мороза.
— Никак не могу собраться с мыслями, — сказал он, нервно подпрыгивая на кровати и дуя на руки, — то мне кажется одно, а то другое. Иногда я думаю, что через пару дней все само собой пройдет, а иногда — что жизнь никогда уже не будет прежней.
Я с грустью склонялся к последнему, но подумал, что сейчас говорить этого не стоит.
— Может, тебе несколько дней не ходить в школу? — сказал я. — Пока все не уляжется.
— Все будут про это говорить, перешептываться у меня за спиной.
— А как же Сэмми?
— Да пошел он куда подальше, — яростно произнес он, — это же он во всем виноват. Я ему говорил, что в моей комнате опасно, а ему хоть бы хны.
С меня было довольно подробностей.
— Послушай, — ты же звезда баскетбола. Если такого козла, как Мыша, держат в команде только потому, что его папаша шериф, то уж тебя-то…
— Мыш не спит с мужчинами, — возразил Уэйн.
— С женщинами он тоже не спит, насколько всем известно, — сделал я слабую попытку пошутить.
— Плохи дела, Джо, — сказал Уэйн, откидываясь на мою кровать. — Это как гребаный кошмарный сон.
— Что ты хочешь сделать?
Уэйн прикрыл глаза рукой и медленно выдохнул.
— Я хочу проснуться, старик, — сказал он, грустно качая головой. — Просто хочу к чертовой матери проснуться.
На следующее утро я оказался центром всеобщего внимания: и пока я пересекал школьный двор, и потом в коридоре, когда я шел к своему шкафчику, — повсюду меня преследовала пугающая тишина. Ученики стояли группками и шептались, но как только я приближался, все замолкали и таращились на меня, и взгляды были всевозможные: от вопросительных до обличающих. Уэйн решил денек отсидеться в моей комнате, и, еще не дойдя до шкафчика, я уже понял, что это было правильное решение. За те две минуты, что я провел в школе, я начал задыхаться от взглядов и шепотков, — можно только пытаться представить себе, каково было бы Уэйну. У шкафчика меня ждала Карли, и я чуть не разрыдался, когда она меня поцеловала.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Не очень.
— Хочешь, прогуляем школу и сходим куда-нибудь?
Именно этого мне и хотелось, но я покачал головой.
Пока Уэйн и Сэмми залегли на дно, я считал себя обязанным быть здесь и отслеживать ситуацию. Кроме того, это было и в моих интересах: лучше пусть все видят, что я как ни в чем не бывало занимаюсь своими делами и скрывать мне нечего, чем заодно, по ассоциации, сочтут геем. Карли взяла меня за руку и крепко ее сжала.
— Наверное, сегодня лучше от тебя не отходить, — сказала она, и я почувствовал, как к глазам у меня подступили горячие слезы. Я поцеловал волосы Карли и сжал ее руку по дороге в класс и вдруг страшно разозлился на Уэйна и Сэмми. Все шло так хорошо, зачем нужно было взять и все на фиг испортить?
В середине второго урока меня вызвали к Дугану. Перед дверями его кабинета ошивались Шон с Мышем.
— Это правда, про Харгроува? — спросил Шон, преграждая мне путь к Дугану.
— Что правда? — спросил я.
— Говорят, что он — дон Педро, — сказал Шон.
— Не знаком с такой терминологией.
— Ну, этот, меньшевик, — с готовностью пояснил Мыш. — Пидор.
— Уэйн — не пидор, — пылко ответил я.
— Нам один надежный источник сообщил, что твой дружок — гомосек, — сказал Мыш, недобро ухмыляясь. По языку и литературе у него было два, но в области оскорбительных кличек для геев он был ходячим словарем.
— А чего ты так возбудился, Мыш? — сказал я. — Ты так много рассуждаешь про пидоров, что остается только гадать, какова твоя роль в этой меньшевистско-большевистской схеме.
С лица Мыша сползла улыбка, он угрожающе шагнул вперед и взял меня за грудки.
— Что ты сказал? — проскрежетал он сквозь сжатые зубы.
— Какое слово непонятно?
Он швырнул меня к шкафчикам, да так, что у меня зубы хрустнули.
— Козел недотраханый, — сказал он.
— Ну вот, опять он про козлов да про траханье, — сказал я, обращаясь к Шону. — Однако, тенденция.
Мыш двинул мне в живот, и они с Шоном уже начали поднимать меня, чтобы снова ударить, когда из кабинета вышел Дуган.
— Какого черта тут происходит? — заорал он, и хриплый звук его властного голоса заставил нас оцепенеть. — Парни, вы что? Захотели неприятностей в день матча? — сказал он, обращаясь к Шону и Мышу. — Или вы забыли, что нам сегодня играть с Нью-Хейвеном?
— Нет, сэр, — сказал Шон, отпуская меня и утягивая за собой Мыша.